Страшная темнота
Эта страшная темнота, абсолютный мрак в котором нельзя различить ни один силуэт и услышать какой-нибудь звук или шум. Один из самых загадочных паранормальных феноменов ...
Карты Зенера
Благодаря картам Зенера вы можете развивать необычные способности, а так же проверить имеются ли они у вас сейчас ...
[41] (место этой сноски в тексте не найдено). Было бы неосторожно выводить из принципа, предписывающего любить ближнего как самого себя, что
каждый должен заботиться о всех остальных точно так же, как и о себе; что вместо того, чтобы способствовать достижению всеобщего высшего блага, скорее, оставило бы его в пренебрежении. Это станет понятным, если учесть то обстоятельство, что к самим себе мы поставлены в иные отношения, нежели ко всем прочим, а из последних способны принести пользу или вред одним в большей, другим - в меньшей степени.
Если бы люди жили на Марсе, то обитатель Земли может и должен желать им блага точно так же, хотеть же и стремиться к благу для них - отнюдь не точно так же, как для себя самих и некоторых из соседей по планете.В связи с этим понятны призывы, встречающиеся во всякой системе морали: побеспокоиться прежде всего о самом себе: «gnoti sauton» «всяк мети перед своим порогом» и т.
д. Требование заботиться прежде всего о жене, ребенке, отечестве также распространено повсеместно. И даже сентенция «не думай о завтрашнем дне», в том смысле, в каком она содержит действительно мудрый совет, является следствием этого принципа. В ней не сказано, что мое завтрашнее счастье не должно быть мне мило столь же, сколь и нынешнее.
С этой точки зрения оказываются необоснованными и коммунистические тезисы, которые с нелогичной опрометчивостью пытались вывести из прекрасного принципа всеобщей братской любви.[42] Более затруднительным представляется обстоятельство, что мы часто не способны рассчитать отдаленные последствия наших поступков.
Тем не менее, и эта мысль не смутит нас, если мы любим общее благо. Можно сказать, что изо всех абсолютно одинаково непознаваемых последствий одни имеют столько же шансов, сколько и другие. Следовательно, по закону больших величин, в целом будет достигнут правильный баланс, причем творимое нами просчитываемое благо всегда будет плюсом с одной стороны, оправдывая наш выбор так, словно кроме него ничего и не существует.
С этой же точки зрения разрешается - как я уже намекнул в самом докладе - возможное сомнение, аналогичным образом порождаемое неуверенностью в том, что все то, что является благом, вызывает в нас приязненное расположение, так что мы можем познавать его как благо и должным образом о нем заботиться.[43] То, что в случае с границами права речь идет, в сущности, о сферах полномочий отдельной воли, неоднократно подчеркивалось как философами (см.
, например, «Идею права» Гербарта), так и крупными юристами. Многочисленные цитаты в «Духе римского права» Иринга подтверждают это. Например, для Арндтса в его «Учебнике пандектов» право - это «господство воли относительно какого-либо предмета»; для Зинтениса это воля личности, возведенная в ранг общей воли.
Виндшейд определяет его как «некое содержание воли, о котором правовой порядок в конкретном случае говорит, что его можно ввести в силу, в отличие от всякой другой воли». Пухта, выражающий эту мысль, возможно, чаще всех, говорит в своих «Пандектах», § 22: «В качестве субъектов такой в потенции мыслимой воли люди называются лицами . .. Личность, следовательно, есть субъективная возможность юридической воли, юридической силы».
Там же (§ 118, примечание b) он замечает по поводу отсутствия личности: «Принцип нового (права) - неспособность распоряжаться имуществом»; и нечто подобное содержит множество других его высказываний.Но, поскольку эти авторитетные юристы концентрируют свое внимание исключительно на правовых обязанностях и не вдаются в рассмотрение этического вопроса, как должна отдельная воля осуществлять суверенитет в своей правовой сфере, Иринг истолковал их мнения так, что выходило, будто они рассматривают реализацию воления саму по себе, радость отдельных лиц от осуществления своей воли как подлинно высшее благо и самую истинную и последнюю цель: «произволение для них - конечная цель всякого права» (там же, стр.
320, 325); «ведь, по их словам, цель права, оказывается, заключается во власти воли, в суверенитете» (стр.
26), и он, естественно, осуждает так понятую теорию и даже весьма остроумно поднимает ее на смех. «Из этого воззрения вытекает, - говорит он на стр. 320, - что все частное право - это не что иное, как арена для развертывания и реализации воли, воля - это орган, посредством которого человек наслаждается правом; наслаждение правом заключается в том, что он чувствует радость и блеск власти, испытывает удовольствие оттого, что исполнил волевой акт - например, сделал вклад в ипотечную кассу, возбудил иск, и тем самым документально удостоверил свой статус правовой личности.
Что за жалкая роль была бы отведена воле, если бы эти низшие, будничные правовые регионы обозначали подлинную «сферу ее активности»!
».Разумеется, все эти ученые, полагавшие ближайшую цель правовых определений в разграничении сфер полномочий воли, вполне заслуживали бы суровых обвинений в абсурдности и смехотворности, если бы вместе с тем вздумали отрицать влияние последней нравственной цели - способствовать достижению высшего практического блага. Однако в оправдание этой инсинуации не найдется ровным счетом ничего, так что улыбнуться следует, скорее, тому боевому задору, с каким автор обрушивает свои удары поистине на ветряные мельницы.
К тому же то, что Иринг предлагает взамен, едва ли способно улучшить положение. Ибо, рассматривая сферу, отведенную каждому лицу правовым порядком, как сферу, просто отданную в распоряжение эгоизму этого лица (сегодня, как автор «Цели в праве», он думает, вероятно, иначе), он приходит к определению: «Право - это правовая гарантированность наслаждения» (стр.
338), тогда как выразился бы намного удачнее, сказав: право - это гарантированность свободного, беспрепятственно осуществляемого суверенитета отдельной силы в целях достижения высшего блага. - Так будет ли безнравственность исчерпываться несправедливостью? Нет. Правовые обязанности имеют границы; напротив, долгу вообще подчинена вся наша деятельность; и эта же мысль настойчиво утверждается религией нашего народа - например, когда она говорит, что во всяком праздном слове человеку некогда придется дать отчет.
